Эло, Тони, Эрик. И каждый Обама будет наказан.
Я правда горжусь тем, что придумывал за две секунды после того, как увидел человека. Правда. Это будет мой третий плюс, а больше мне не надо.
- Тебя в приступе кто слушал, когда он первый был?
- Хаус?
Забавности
И такие вот разговорчики постоянно, да. А еще, это... Эти люди матерились рядом и мне можно было тоже материться! Это же щастье, товарищи. Ни в одном моем слове нет столько правды, сколько в матерном "как же меня заебало быть подопытным, блядь, кроликом" и терпеливое, такое прям бальзааачное "ничо, терпи, так надо". Вообще "так надо" - это был ответ на все вопросы. Почему у меня диета? Так надо. Почему ведется мониторинг? Так надо. Почему каждый день спирограмма. ТАК НАДО, ЛАНДАВИ, УГОМОНИСЬ. А Оптимистка... Э... Ну в общем. Пора раскрыть тайну всея.
Оптимистка это мой лечащий врач. Вообще мы легли в больницу затем, чтобы подтвердить или не подтвердить мою астму третьей ступени. По сути, врачи-сговорщики с прошлого раза, пульмонологи ТМ, сказали, что я вообще абсолютно здоров и никакой астмы у меня в помине нет. Однако ж. С получением третьей ступени больному выдается официальная инвалидность, гормональное, да, крайне серьезное лекарство, с точной дозировкой и прочими особенными, нешуточными критериями. Так как я еще не достиг официального и неофициального совершеннолетия, да, простите мне мою пьяность и умные слова в это время, поскольку по-другому я щас выражаться не могу, инвалидность детская и выделяется весьма не кругленькая, по меркам гривень, сумма. Что я могу сказать по этому поводу? Нас у мамы трое. Мы втроем с рождения кесарские и ваще очень больные, действительно. И еще непонятно, кто больнее: у троих аллергия на многие приятные вещи с рождения, астматические приступы, преждевременное развитие всех органов/конечностей/гормонов - в общем все самое отобранное за такое кровосмешение арабской и русско-украинской крови. Сама мама тоже весьма нездоровая. Не будем сетовать на отца, который работает за границей и готов нас всех поселить у себя, но денег, блядь, на полноценные билеты не хватает, потому что надо либо на поездах добираться до Киева и оттуда в Иорданию, либо через турецкие авиалинии двумя самолетами. Работает мама в парикмахерской, там же работает бабушка со скудной пенсией. И знаете, деньги с инвалидности нам, как бы, не помешали отнюдь. Да и есть же за что, ну. Нас уже полгорода знает.
Короче, ближе к телу (С). Меня должны были положить в пульмонологию, поскольку там все это и проверяется, но тут, внезапно, пиздец подкрался незаметно - в реанимацию. Якобы только там есть пульсоксиметр и только там можно вести свободный мониторинг. Ну ладно. А еще надо было быть аще без никого, сам себе голая луна. Ну лааадно. И нельзя ходить по палате. Лааааадно. И нужно быть абсолютно голым. Лааа... ЧО БЛЯТЬ? Во-первых, я крайне, просто ужасно стеснителен. Просто ужасно. Во-вторых, там же людей дохуя, да, это тебе не что-то там, это РЕАНИМАЦИЯ, со своими правилами. Когда же меня начали чуть ли не насильно раздевать, ибо я да, я не давался без боя, я даже чуть-чуть дрался и вырывался как буйный ретивый конь, зашел заведующим отделения, в дальнейшем просто мистер Кагдила, в дальнейшем просто Кагдила, посмотрел на все это, послушал Оптимистку и изрек, мол, оставьте коня в покое, пусть сидит одетый. Так меня и не раздели. Потом я вышел к маме, послал нахуй Оптимистку (да, я действительно сказал ей "идите нахуй со своими указаниями, ЖЕНЩИНА") и устроил истерику. Мама тоже в истерике, такой, что мою истерику перебило, потому что я не могу долго выслушивать рыдания. Сделал вид, что мне глубоко все равно, развернулся и ушел. Потом меня покормили на столике-на-колесах, подключили пульсоксиметр (прищепка на палец считай) и я сидел молча, тупо оглядывая всех заходящих таким ненавистным взглядом. А потом появился в наших родных пенатах Хаус. Хаус - это мужчина из кафедры, высокий и действительно смешной, потому что тут же начал разбавлять собравшуюся бабскую компанию шутками и прочим. Да, я даже вяленько улыбнулся один раз, но осознал всю суть этого человека только ближе к трем часам ночи, пока его не позвал долг. Теперь объясняю: Хаус потому, что когда я сказал, что у меня давление скачет, он померял, сказал, что нормально и предложил отвлечься. Например подумать о бытной философии и тут же привел примеры пары книг, среди которого и был Хаус. Дальше все слилось в дискуссию по поводу сего прекрасного персонажа. Спал я спокойно, правда в пять меня все равно разбудили - кровь брать. Больше я не спал.
Второй день был, пожалуй, одним из самых сложных, что были там. Я не мог привыкнуть к тому, что вокруг меня столько людей, каждый что-то делает и чем-то занимается, и на тебя внимания особенно и не обращает-то. То есть, я долго пробыл дома в самоличной заперти, от людей подальше и от всего больничного тем более - я уже не раз говорил, что мне снились самые различные вариации больничных процедур. Да, дайте мне скатиться в такой книжный стиль повествования, это удобно. Так вот, потом зашла старшая мед.сестра, Михална, местная гроза и блюститель порядка. Я сразу почувствовал в ней что-то родное. Как будто я ее уже где-то видел, или знаю, но вспомнить где и что я не мог. Есть я тоже отказывался, ссылаясь на то, что не хочу, и это было правдой - мне отбили желание питаться вообще. И я тоже не знаю, чем. Я просто не хотел тратить свое время анализирование на еду, я все равно знаю, какая она. За что я не раз получал чуть ли не подзатыльник и искреннее недоумение Михалны, да и вообще я выглядел плохо. Оптимистка начала вдалбливать в мозг про оптимизм и позитив, что я должен куда-то шагать с их помощью, что они мне все помогут... Господи, я перестал слушать на второй минуте. Меня вообще больше интересовала девушка-дежурная, чем эта странная женщина, которая прямо выбивала из меня лыбу до ушей, а я до последнего дня показывал ей авотхрен. Потом пришла мать и тоже сказала, мол, надо потерпеть, надо подождать, и блаблабла. На самом деле, я до сих пор не знаю, зачем меня все так "успокаивали". Я был спокоен, я на все забил, все еще почти не ел и ни с кем особенно не общался. Только вечером, когда меня реально прихватило, я познакомился с Рокером. Почему Рокер, объясняю: у него аналогичные вкусы с музыкой, а так как я слушаю в большинстве своем рок, то вот. Рокер и все. Однако, к своему удивлению, товарищ Рокер очень отзывчивый мужик и у него голос даже... ну... нежный, что ли. Тихий, но отчетливый, дадада.
Третий день был, действительно, повеселее. Во-первых, начали приходить доктора, которые меня осматривали и щупали. Я почти привык ко всему, КАК ВДРУГ! Санитарка появилась странная. Во-первых, она странная потому, что держалась аки неприступная стена Бриггса, очень гордо и с прямой осанкой. Создавалось такое впечатление, что она в армии отслужила лет двадцать, перед тем, как в больницу прийти. Во-вторых, что я, сам, такой же, всего лишь молчаливый и следящий за всем происходящим, ей понравился. У меня вообще особенность - нравиться людям с первого взгляда (именно так, заметьте) от которых я хочу убежать и каждый раз завоевывать сердца тех, к которым я привязываюсь. Это загадка до сих пор. Но все же, понравился и ы, хотя мы практически ни о чем не говорили, но может быть я просто ее скуку так разбавил, я не знаю. Моему суровому виду, который нихера не хотел смягчаться, да и ваще я еще привыкал ко всем этим людям, еще не всех знал, ибо смены у них три или четыре, поэтому делал вид, что я не здесь, я где-то в астрале. Тем не менее, я уже медленно и верно начал прознавать здешнюю систему и, наконец, понял, что мой дражайший Хаус работает лишь по понедельникам, а Михална это старшая сестра, которая тиран и деспот. В любом случае, с этой женщиной-санитаркой завелась какая-то беседа на отвлеченную тему, например насчет моей фамилии, и так вот сблизились. А еще при мне проходила операция, вставляли катетер или что-то вроде, но я смотрел во все глаза со своей дальней кровати, тогда я узнал, кто такой Коля и какой-то интерн Саша, который "устроил тут библиотеку, либо выметайся, либо работай". Есть я все еще не начинал, только под строжайшими взглядами, и то, нехотя. Оптимистка продолжала выебываться с... оптимизмом. А потом, на четвертый день моего заточения, случилось страшное.
На четвертый день мне решили поставить холтер. Холтер - это такая поебень, которая по общему виду со стороны делает тебя Тони Старком - к сердцу прикрепляется электроды на специальных присосках, на руку надевается манжетка от тонометра и каждые 15 минут эта хуйня меряет тебе давление, а еще надо везде и повсюду таскать с собой мелкое устройство. Ставили его на целые сутки и наказали вести дневник, мол, да, мы должны знать, что там с тобой. На третий день меня, по сути, должны были, по обещаниям матери, выписать, но раз холтер ставили, то все безнадежно. Я с терпимой истерикой покивал и опять свалил в свою палату. Так я начал общаться с Наташей - девушкой-дежурной, которая была ну очень молчаливая и скрытная вся такая. Поскольку ко всем я уже более-менее привык, к исколотой вене... А, да, кстати! Исколотая вена, ну конечно. У меня с венами, на самом деле, жопа та еще - их пока нащупаешь помереть можно. К уколам всякого рода я отношусь спокойно, но. Когда они первый раз загнали всю иглу мне в колоть и нихуя не попали даже близко, я испытал настоящую панику. На второй я уже умолял пойти в пульмонологию, потому что там есть баба, которая знает куда колоть, но кто ж меня-то и отпустит, авотхрен. Проткнули второй раз - тоже почти не попали, и на этом моменте я просто лег, закрыл глаза и ждал быстрой смерти, видать. Да, Ландави истеричка. Нет, Ландави не боится крови или иголок, просто я себе на секунду представил, какая у меня будет после них рука. Короче закололи меня четыре раза и под самый конец попали. Я даже разрыдался. А Оптимистка, которая на все это смотрела абсолютно спокойно, даже не сказала ничего по поводу и не успокоила. Ну не стерва ли, а? Ну не блядь ли? Мне, в принципе, никогда ничьих утешений не надо, я все еще сам себе луна, но сам факт, сам факт! Столько дней мне ебать мозги со своим позитивом, плешь проела, и спокойно смотреть. Сучарыще. Эту ночь я тоже не спал и наконец-то начал есть. В меня просто впихивали, ну. И мама опять была во всех истериках. А я уже ко всему привык, но мне просто было немножко неприятно, что обещают-обещают и все вот так, что нихрена. Как ни странно, вырубиться я почти не смог, потому что холтер сжал руку совсем до синяков, и вот. В общем рука у меня до сих пор в чуть-чуть испорченном состоянии.
А на пятый день внезапно выяснилось, что реанимация - это вообще отделение крайне независимое и к Оптимистке никакого отношения не имеет. Они даже не знали, кто она. И была там девушка, Аня, очень боевая такая, приятная даже, устроила разнос девушке, потому что мы пошли холтер снимать и ее не предупредили вообще о его существовании. Оптимистку, пока ее не было, ласково и нежно покрыли матом. С тех пор реанимация стала кудааа ближе, чем была. Тем более, у меня появился мелкий, но интернет, и, в общем-то, дело пошло в гору. Я начал есть, спать, общаться, да и ваще вернулся к жизни весь. Дальнейшее повествование можно не упоминать, так как все приняло свою закономерность и шло чередом, только вот все отделение выебывали каждодневные спирограммы. Также все начали называть эту даму Оптимисткой тоже, и когда она задерживалась, изрекали задумчивое "Дада, где-то твоя Оптимистка потерялась, ну и хрен с ней". Выходные были очень эпичны. Во-первых, мы узнали, что Рокер - это Рокер, ибо сидели и играли с его телефоном в "угадай мелодию". Еще была девушка, ее я прозвал Танцовщицей, поскольку она все выпрашивала у Рокера где можно этими танцами, наконец, заниматься. Девушка веселая и задорная, риали, не умолкала ни на секунду и с ней весело, а ночью я честно вырубился раньше всех опять. Проблема в том, что я сплю крайне чутко, и даже если мимо меня просто пройти, я могу проснуться.
Зато когда в воскресенье заступил на дежурство Коля, я снова испытал панику. Я привык к женщинам, с ними можно договориться и они не были настолько, ну... с настолько развитыми актерскими способностями. Его так Анжела и назвала - актриса, ну он так ею и остался. Потому что, как я уже писал, замашки укеши и какая-то вся милость-нежность, и вот эти "случайные" прикосновения и расцарапанные "моей любимой кошечкой" руки... ПОДОЗРИТЕЛЬНО БЛ. А еще, так как все, что я делал, записывалось, этот сподвижник сподвигал меня на любую активность. Либо доесть, либо сходить в туалет с таким наглым заявлением как "ты обещааал!" или "мы договорииились, а ты договор не исполняешь", что заставляет нервно так посмеиваться. А как он примчался хуй знает откуда с диким вопросом "ты звал?". Ода, я сижу и призываю тебя, демон (С), долго, блин, зовешься. Нет, я за все время ни разу никого не позвал - это было как пинком по гордости. Блять, а пифлометр. Каждый раз, когда было меньше ста, он посматривал, протягивал обратно и изрекал "не считается, халтурщик". Я не знаю, бетовские виктимы всегда у меня подсознательную истерику вызывали, а тут прям во всей красе. Ах, ну и конечно, чтение наперегонки утром и чтение до последнего ночью. Простите-извините, в 12 часов я снова выпал из реальности.А ведь еще днем боялся спать в одной комнате с этим страшным человеком.
Во вторник этой недели, вчера то бишь, выяснилось, что у Михалны, моей любимой женщины в отделении, которой где-то за пятьдесят, есть сын, у которого астма. И весь вечер мы перевели в этих логических разговорах по поводу. Оттуда же я снова узнал крайне много нового. Например то, что меня можно было давным-давно "закупорить". Точнее астму закупорить. И я жил бы припеваючи, а не пользовался гормонами два года. Опять же, возвращая нас к началу поста. Гормоны - это серьезно. Это последняя мера, после них только игла. Пульмикорт, который просто снимает приступ, уже действует очень наркотически, как оказалось. И меня на этот наркотик почти подсадили.
А сегодня меня опять всего общупали и сказали, что я практически здоровый. Что у меня астма вообще первой степени в легкой протекающей форме.
Я: Ну я так и знал, чо.
Мама: *истерический смех*
Реанимация: ЛОЛШТОКАКАЯНАХУЙПЕРВАЯ?
Доктора: А вооот.
На сией ноте я заканчиваю свою эпическую повесть, да. Провожало меня все отделение, особенно Михална. Опять же, приглашала к ним заглядывать. Ну так, спиртика дружески попить, катетеры повставлять... Мама, которая работала когда-то медсестрой в реанимации (ДА, Я ТОЖЕ ОХУЕЛ, ДАДАДА), сказала, что реаниматоры это самые, что ни на есть, "наши люди". Самое гуляющее отделение, самое независимое и ащеее. Я рад, что встретился с этими людьми и действительно как-нибудь их навещу. А теперь - жрать.
- Тебя в приступе кто слушал, когда он первый был?
- Хаус?
Забавности
И такие вот разговорчики постоянно, да. А еще, это... Эти люди матерились рядом и мне можно было тоже материться! Это же щастье, товарищи. Ни в одном моем слове нет столько правды, сколько в матерном "как же меня заебало быть подопытным, блядь, кроликом" и терпеливое, такое прям бальзааачное "ничо, терпи, так надо". Вообще "так надо" - это был ответ на все вопросы. Почему у меня диета? Так надо. Почему ведется мониторинг? Так надо. Почему каждый день спирограмма. ТАК НАДО, ЛАНДАВИ, УГОМОНИСЬ. А Оптимистка... Э... Ну в общем. Пора раскрыть тайну всея.
Оптимистка это мой лечащий врач. Вообще мы легли в больницу затем, чтобы подтвердить или не подтвердить мою астму третьей ступени. По сути, врачи-сговорщики с прошлого раза, пульмонологи ТМ, сказали, что я вообще абсолютно здоров и никакой астмы у меня в помине нет. Однако ж. С получением третьей ступени больному выдается официальная инвалидность, гормональное, да, крайне серьезное лекарство, с точной дозировкой и прочими особенными, нешуточными критериями. Так как я еще не достиг официального и неофициального совершеннолетия, да, простите мне мою пьяность и умные слова в это время, поскольку по-другому я щас выражаться не могу, инвалидность детская и выделяется весьма не кругленькая, по меркам гривень, сумма. Что я могу сказать по этому поводу? Нас у мамы трое. Мы втроем с рождения кесарские и ваще очень больные, действительно. И еще непонятно, кто больнее: у троих аллергия на многие приятные вещи с рождения, астматические приступы, преждевременное развитие всех органов/конечностей/гормонов - в общем все самое отобранное за такое кровосмешение арабской и русско-украинской крови. Сама мама тоже весьма нездоровая. Не будем сетовать на отца, который работает за границей и готов нас всех поселить у себя, но денег, блядь, на полноценные билеты не хватает, потому что надо либо на поездах добираться до Киева и оттуда в Иорданию, либо через турецкие авиалинии двумя самолетами. Работает мама в парикмахерской, там же работает бабушка со скудной пенсией. И знаете, деньги с инвалидности нам, как бы, не помешали отнюдь. Да и есть же за что, ну. Нас уже полгорода знает.
Короче, ближе к телу (С). Меня должны были положить в пульмонологию, поскольку там все это и проверяется, но тут, внезапно, пиздец подкрался незаметно - в реанимацию. Якобы только там есть пульсоксиметр и только там можно вести свободный мониторинг. Ну ладно. А еще надо было быть аще без никого, сам себе голая луна. Ну лааадно. И нельзя ходить по палате. Лааааадно. И нужно быть абсолютно голым. Лааа... ЧО БЛЯТЬ? Во-первых, я крайне, просто ужасно стеснителен. Просто ужасно. Во-вторых, там же людей дохуя, да, это тебе не что-то там, это РЕАНИМАЦИЯ, со своими правилами. Когда же меня начали чуть ли не насильно раздевать, ибо я да, я не давался без боя, я даже чуть-чуть дрался и вырывался как буйный ретивый конь, зашел заведующим отделения, в дальнейшем просто мистер Кагдила, в дальнейшем просто Кагдила, посмотрел на все это, послушал Оптимистку и изрек, мол, оставьте коня в покое, пусть сидит одетый. Так меня и не раздели. Потом я вышел к маме, послал нахуй Оптимистку (да, я действительно сказал ей "идите нахуй со своими указаниями, ЖЕНЩИНА") и устроил истерику. Мама тоже в истерике, такой, что мою истерику перебило, потому что я не могу долго выслушивать рыдания. Сделал вид, что мне глубоко все равно, развернулся и ушел. Потом меня покормили на столике-на-колесах, подключили пульсоксиметр (прищепка на палец считай) и я сидел молча, тупо оглядывая всех заходящих таким ненавистным взглядом. А потом появился в наших родных пенатах Хаус. Хаус - это мужчина из кафедры, высокий и действительно смешной, потому что тут же начал разбавлять собравшуюся бабскую компанию шутками и прочим. Да, я даже вяленько улыбнулся один раз, но осознал всю суть этого человека только ближе к трем часам ночи, пока его не позвал долг. Теперь объясняю: Хаус потому, что когда я сказал, что у меня давление скачет, он померял, сказал, что нормально и предложил отвлечься. Например подумать о бытной философии и тут же привел примеры пары книг, среди которого и был Хаус. Дальше все слилось в дискуссию по поводу сего прекрасного персонажа. Спал я спокойно, правда в пять меня все равно разбудили - кровь брать. Больше я не спал.
Второй день был, пожалуй, одним из самых сложных, что были там. Я не мог привыкнуть к тому, что вокруг меня столько людей, каждый что-то делает и чем-то занимается, и на тебя внимания особенно и не обращает-то. То есть, я долго пробыл дома в самоличной заперти, от людей подальше и от всего больничного тем более - я уже не раз говорил, что мне снились самые различные вариации больничных процедур. Да, дайте мне скатиться в такой книжный стиль повествования, это удобно. Так вот, потом зашла старшая мед.сестра, Михална, местная гроза и блюститель порядка. Я сразу почувствовал в ней что-то родное. Как будто я ее уже где-то видел, или знаю, но вспомнить где и что я не мог. Есть я тоже отказывался, ссылаясь на то, что не хочу, и это было правдой - мне отбили желание питаться вообще. И я тоже не знаю, чем. Я просто не хотел тратить свое время анализирование на еду, я все равно знаю, какая она. За что я не раз получал чуть ли не подзатыльник и искреннее недоумение Михалны, да и вообще я выглядел плохо. Оптимистка начала вдалбливать в мозг про оптимизм и позитив, что я должен куда-то шагать с их помощью, что они мне все помогут... Господи, я перестал слушать на второй минуте. Меня вообще больше интересовала девушка-дежурная, чем эта странная женщина, которая прямо выбивала из меня лыбу до ушей, а я до последнего дня показывал ей авотхрен. Потом пришла мать и тоже сказала, мол, надо потерпеть, надо подождать, и блаблабла. На самом деле, я до сих пор не знаю, зачем меня все так "успокаивали". Я был спокоен, я на все забил, все еще почти не ел и ни с кем особенно не общался. Только вечером, когда меня реально прихватило, я познакомился с Рокером. Почему Рокер, объясняю: у него аналогичные вкусы с музыкой, а так как я слушаю в большинстве своем рок, то вот. Рокер и все. Однако, к своему удивлению, товарищ Рокер очень отзывчивый мужик и у него голос даже... ну... нежный, что ли. Тихий, но отчетливый, дадада.
Третий день был, действительно, повеселее. Во-первых, начали приходить доктора, которые меня осматривали и щупали. Я почти привык ко всему, КАК ВДРУГ! Санитарка появилась странная. Во-первых, она странная потому, что держалась аки неприступная стена Бриггса, очень гордо и с прямой осанкой. Создавалось такое впечатление, что она в армии отслужила лет двадцать, перед тем, как в больницу прийти. Во-вторых, что я, сам, такой же, всего лишь молчаливый и следящий за всем происходящим, ей понравился. У меня вообще особенность - нравиться людям с первого взгляда (именно так, заметьте) от которых я хочу убежать и каждый раз завоевывать сердца тех, к которым я привязываюсь. Это загадка до сих пор. Но все же, понравился и ы, хотя мы практически ни о чем не говорили, но может быть я просто ее скуку так разбавил, я не знаю. Моему суровому виду, который нихера не хотел смягчаться, да и ваще я еще привыкал ко всем этим людям, еще не всех знал, ибо смены у них три или четыре, поэтому делал вид, что я не здесь, я где-то в астрале. Тем не менее, я уже медленно и верно начал прознавать здешнюю систему и, наконец, понял, что мой дражайший Хаус работает лишь по понедельникам, а Михална это старшая сестра, которая тиран и деспот. В любом случае, с этой женщиной-санитаркой завелась какая-то беседа на отвлеченную тему, например насчет моей фамилии, и так вот сблизились. А еще при мне проходила операция, вставляли катетер или что-то вроде, но я смотрел во все глаза со своей дальней кровати, тогда я узнал, кто такой Коля и какой-то интерн Саша, который "устроил тут библиотеку, либо выметайся, либо работай". Есть я все еще не начинал, только под строжайшими взглядами, и то, нехотя. Оптимистка продолжала выебываться с... оптимизмом. А потом, на четвертый день моего заточения, случилось страшное.
На четвертый день мне решили поставить холтер. Холтер - это такая поебень, которая по общему виду со стороны делает тебя Тони Старком - к сердцу прикрепляется электроды на специальных присосках, на руку надевается манжетка от тонометра и каждые 15 минут эта хуйня меряет тебе давление, а еще надо везде и повсюду таскать с собой мелкое устройство. Ставили его на целые сутки и наказали вести дневник, мол, да, мы должны знать, что там с тобой. На третий день меня, по сути, должны были, по обещаниям матери, выписать, но раз холтер ставили, то все безнадежно. Я с терпимой истерикой покивал и опять свалил в свою палату. Так я начал общаться с Наташей - девушкой-дежурной, которая была ну очень молчаливая и скрытная вся такая. Поскольку ко всем я уже более-менее привык, к исколотой вене... А, да, кстати! Исколотая вена, ну конечно. У меня с венами, на самом деле, жопа та еще - их пока нащупаешь помереть можно. К уколам всякого рода я отношусь спокойно, но. Когда они первый раз загнали всю иглу мне в колоть и нихуя не попали даже близко, я испытал настоящую панику. На второй я уже умолял пойти в пульмонологию, потому что там есть баба, которая знает куда колоть, но кто ж меня-то и отпустит, авотхрен. Проткнули второй раз - тоже почти не попали, и на этом моменте я просто лег, закрыл глаза и ждал быстрой смерти, видать. Да, Ландави истеричка. Нет, Ландави не боится крови или иголок, просто я себе на секунду представил, какая у меня будет после них рука. Короче закололи меня четыре раза и под самый конец попали. Я даже разрыдался. А Оптимистка, которая на все это смотрела абсолютно спокойно, даже не сказала ничего по поводу и не успокоила. Ну не стерва ли, а? Ну не блядь ли? Мне, в принципе, никогда ничьих утешений не надо, я все еще сам себе луна, но сам факт, сам факт! Столько дней мне ебать мозги со своим позитивом, плешь проела, и спокойно смотреть. Сучарыще. Эту ночь я тоже не спал и наконец-то начал есть. В меня просто впихивали, ну. И мама опять была во всех истериках. А я уже ко всему привык, но мне просто было немножко неприятно, что обещают-обещают и все вот так, что нихрена. Как ни странно, вырубиться я почти не смог, потому что холтер сжал руку совсем до синяков, и вот. В общем рука у меня до сих пор в чуть-чуть испорченном состоянии.
А на пятый день внезапно выяснилось, что реанимация - это вообще отделение крайне независимое и к Оптимистке никакого отношения не имеет. Они даже не знали, кто она. И была там девушка, Аня, очень боевая такая, приятная даже, устроила разнос девушке, потому что мы пошли холтер снимать и ее не предупредили вообще о его существовании. Оптимистку, пока ее не было, ласково и нежно покрыли матом. С тех пор реанимация стала кудааа ближе, чем была. Тем более, у меня появился мелкий, но интернет, и, в общем-то, дело пошло в гору. Я начал есть, спать, общаться, да и ваще вернулся к жизни весь. Дальнейшее повествование можно не упоминать, так как все приняло свою закономерность и шло чередом, только вот все отделение выебывали каждодневные спирограммы. Также все начали называть эту даму Оптимисткой тоже, и когда она задерживалась, изрекали задумчивое "Дада, где-то твоя Оптимистка потерялась, ну и хрен с ней". Выходные были очень эпичны. Во-первых, мы узнали, что Рокер - это Рокер, ибо сидели и играли с его телефоном в "угадай мелодию". Еще была девушка, ее я прозвал Танцовщицей, поскольку она все выпрашивала у Рокера где можно этими танцами, наконец, заниматься. Девушка веселая и задорная, риали, не умолкала ни на секунду и с ней весело, а ночью я честно вырубился раньше всех опять. Проблема в том, что я сплю крайне чутко, и даже если мимо меня просто пройти, я могу проснуться.
Зато когда в воскресенье заступил на дежурство Коля, я снова испытал панику. Я привык к женщинам, с ними можно договориться и они не были настолько, ну... с настолько развитыми актерскими способностями. Его так Анжела и назвала - актриса, ну он так ею и остался. Потому что, как я уже писал, замашки укеши и какая-то вся милость-нежность, и вот эти "случайные" прикосновения и расцарапанные "моей любимой кошечкой" руки... ПОДОЗРИТЕЛЬНО БЛ. А еще, так как все, что я делал, записывалось, этот сподвижник сподвигал меня на любую активность. Либо доесть, либо сходить в туалет с таким наглым заявлением как "ты обещааал!" или "мы договорииились, а ты договор не исполняешь", что заставляет нервно так посмеиваться. А как он примчался хуй знает откуда с диким вопросом "ты звал?". Ода, я сижу и призываю тебя, демон (С), долго, блин, зовешься. Нет, я за все время ни разу никого не позвал - это было как пинком по гордости. Блять, а пифлометр. Каждый раз, когда было меньше ста, он посматривал, протягивал обратно и изрекал "не считается, халтурщик". Я не знаю, бетовские виктимы всегда у меня подсознательную истерику вызывали, а тут прям во всей красе. Ах, ну и конечно, чтение наперегонки утром и чтение до последнего ночью. Простите-извините, в 12 часов я снова выпал из реальности.
Во вторник этой недели, вчера то бишь, выяснилось, что у Михалны, моей любимой женщины в отделении, которой где-то за пятьдесят, есть сын, у которого астма. И весь вечер мы перевели в этих логических разговорах по поводу. Оттуда же я снова узнал крайне много нового. Например то, что меня можно было давным-давно "закупорить". Точнее астму закупорить. И я жил бы припеваючи, а не пользовался гормонами два года. Опять же, возвращая нас к началу поста. Гормоны - это серьезно. Это последняя мера, после них только игла. Пульмикорт, который просто снимает приступ, уже действует очень наркотически, как оказалось. И меня на этот наркотик почти подсадили.
А сегодня меня опять всего общупали и сказали, что я практически здоровый. Что у меня астма вообще первой степени в легкой протекающей форме.
Я: Ну я так и знал, чо.
Мама: *истерический смех*
Реанимация: ЛОЛШТОКАКАЯНАХУЙПЕРВАЯ?
Доктора: А вооот.
На сией ноте я заканчиваю свою эпическую повесть, да. Провожало меня все отделение, особенно Михална. Опять же, приглашала к ним заглядывать. Ну так, спиртика дружески попить, катетеры повставлять... Мама, которая работала когда-то медсестрой в реанимации (ДА, Я ТОЖЕ ОХУЕЛ, ДАДАДА), сказала, что реаниматоры это самые, что ни на есть, "наши люди". Самое гуляющее отделение, самое независимое и ащеее. Я рад, что встретился с этими людьми и действительно как-нибудь их навещу. А теперь - жрать.
-
-
01.12.2011 в 04:03-
-
01.12.2011 в 12:11-
-
01.12.2011 в 12:24-
-
01.12.2011 в 12:27-
-
01.12.2011 в 12:37-
-
01.12.2011 в 12:41-
-
01.12.2011 в 12:45-
-
01.12.2011 в 12:55-
-
01.12.2011 в 13:01-
-
01.12.2011 в 13:06мне так нравится, когда он так делает-
-
01.12.2011 в 13:08ну это естественно - ректора нельзя не любить, нно. Допрыгались мы с тобой, Шинушка, допрыгались хд
-
-
01.12.2011 в 13:11*скепсис* Лично мне еще прыгать и прыгать Х) *все равно не боится Эрика, абсолютно*
-
-
01.12.2011 в 13:14аа, то есть ты свой лимит еще не превысил? Ну дерзи тогда, сынок, дерзи х)
-
-
01.12.2011 в 13:20-
-
01.12.2011 в 13:29-
-
01.12.2011 в 13:31-
-
01.12.2011 в 13:33-
-
01.12.2011 в 13:37Охебанныйврот *увидел аватарку со "стыдно" и "сугурохвостом"* Как тебе не стыдно столь ярким образом палить пейринг? ХДДДД
-
-
01.12.2011 в 13:47-
-
01.12.2011 в 13:48