А еще я нашел одну песню, которая с первой строчки до последней про меня

Это Sum 41 -
Screaming Bloody MurderИ у меня какая-то хрень под ногами. Она как дух умершей кошки: ластится об ноги, задевая хвостом, но материализации, как таковой, не имеет, а потому может лишь тереться холодным тельцем об мою штанину. Паскудство...
Ну, раз меня расфлудило (это перед затишьем), скажу еще вот что.
читать дальшеВиталий Гиберт. Охуенный человек. Да, простите, Виталий-сан, если Вы сие читаете, просто я такой вот матершинник и ничего с собой поделать не могу :D Однако жеж. Я понял, почему никогда не смогу стать таким же. Вы - действительно светлый, действительно белый, а на мне и пятен много, и кровью залит по самое не хочу. Поэтому так чисто распределять, где что, вряд ли когда-нибудь смогу, но постараюсь. Мне ведь просто хочется, чтобы бабушка увидела во мне потенциал хотя бы кого-то. А то ведь. Папа-то сказал, что если найдется женщина, что выйдет за меня, он ей приплатит и скажет "Беги, доча!". Обидно. Побуждает не треснуть по башке, а стать великим, но чота меня, как в детстве, уже не прельщает каждое рождество, как в детстве, просить у Иисуса Христа, да простит он мою назойливость, шаринган и эпическую силу. Дада, мимокрокодил, в Рождество Ландави-Шинииро становится дитем, ну или становился таковым, и просил у васших сил как раз шаринган, хотя бы на один глаз, чтобы стать сильнее. Раз уже начал про детство...
Таке моя первая иллюзия была построена в три-четыре года. Она послужила мне один день всего. Я игрался в "построенном домике" из двух табуреток и швабры, на которую была повешена простынь. Как щас помню. И звали его "Батя" или "Батяня". Батя соответствовал возрасту - где-то лет пятьдесят, щетина и, галвное, усы ХЗ Седой такой весь. Я не помню, что мы делали, но кажется строили, и я просил у него вот так: Батяня, подай еще одну подушку. Ну пожалуйста!
И когда Батяня, которого по сути не было, ничего не подавал, я, злобный, шел за подушкой сам.
На следующий день иллюзию ума я не встретил. Но потом очень скучал, делал все, как тогда, но ничего больше не получалось. И поэтому я забил. А сейчас вот вспомнил. Ххэ. И зачем мне эти воспоминания, лучше бы нихонгский учил.
А еще я помню странный сон. Как будто в нашем дворе появилась девочка, тоже лет трех-четырех, и у нее было две куклы. Мы бегали-бегали по двору, а потом ее позвал папа, который якобы не разрешал выходить ей из дома. И мы пошли к ней домой. И дом у нее был такой пустой, не обставленный ничем, деревянный. Только маленький столик стоял и тазик рядом зачем-то, или корыто. И она положила на этот столик две куклы, одна из них была поломана: тело напополам и правой руки с головой не хватало. А потом эта девочка исчезла, как будто бы и не было ее, мне только поломаная кукла и осталась. Я ее искал-искал, но так и не нашел. С тех пор я боюсь кукол, потому что еще много времени пройдет, прежде чем моя твоя осознает, что куклой был я в будущем. Да, у меня ужасные проблемы с внутренностями над животом, правая рука всегда ранена, ну а про голову и говорить, скорее всего, ничо не надо. Это не кошмар, вовсе нет. Это... не знаю что. Я просто помню все это. Я помню, как нашел у себя в трусах иголку, и с каменным лицом-кирпичом отдал ее маме. Я помню, как брал белого пожмяканного мишку, у которого и имени-то не было, с которым я всегда залазил в пододеяльник. Зачем я это делал - не помню. Кажись, я там тоже кого-то встречал, потому что упрямо помню, что с кем-то разговаривал. Я помню, как утром пил чай из кизила и показывал папе дулю, только вот не знаю, кто меня уже таким манерам научил. Я помню, мы с папой каждый вечер выходили в магазин за шоколадным батончиком, а там всегда ошивалась шпана лет 16-18, которым я всегда, улыбаясь, говорил "Приветики!". Они смеялись, но, блять, отвечали. Я помню, как в три года рассказывал стихи, хотя читать не умел. И длинные стихи такие. В школе все в шокахуе сидели, когда я рассказывал, ага.
А еще я помню, что уже тогда любил публику. Меня нельзя было остановить: я все время говорил-говорил-говорил, как армянское радио. Зайдем в маршрутку - говорюговорюговорю. Как-то, даже, на всю маршрутку, в два годика-то, потыкал в окно и заорал: какие красивые, БЛЯТЬ, фонарики! Кто-то покатился под стул, кто-то подозрительно посмотрел на пунцовую бабушку......
Я помню, как у бабушки в парикмахерской было пятидесятилетие. И тетя Света подходила и всех целовала, а я сидел и, сычея, думал: когда же до меня очередь дойдет? А когда не дошла, я разрыдался, обиделся и ушел, пока меня не выловили и не зацеловали в полусмерть. Истеричка мелкая, а е мужик =/ Я еще помню, как они танцевали, а мне ручку купили, на шею вешать можно. С пикачу. И вот она выпала, и прям под ноги... Новую мне обещали, но так и не купили =/
Я помню, у бабушки на работе была тетя Тамара. Я очень любил тетю Тамару, не знаю, почему. Всегда со мной нянчилась. Я помню, там была тетя Ира Рихтер, та еще пьянь правда. Я у нее всегда в столе находил бутылки и приговаривал: "Да тетя Ира не в своей тарелке!", хотя не знал, что это означает. Я помню, как впервые порезался бритвой: дело было ночью, а она так блестела, я ее взял и... И истерика. Опять истерика. Да я все детство какой-то истеричкой был, ни дня без слез. Я помню, как сломал на качеле ногу, все пять пальцев, и дядя нес меня на третий ебанный этаж на руках, а я боялся чуть ли не до потери сознания. Еще он мне, как компенсацию, каждый день киндер-сюрприз привозил хЗЗЗ Лольненько конечно, но я правда, вот от всего сердца, говорю: это был практически последний раз, когда я их ел. Они начали стремительно дорожать и мне их перестали покупать. Я помню, как в четвертом классе встретил ту самую девочку, из-за которой я сломал ногу, и вместо того, чтобы отомстить, я встал играть с ней в пару. Добрый идиот.
Я помню няню. Ну, она не была няня, она была у бабушки уборщицей, но за доплату и со мной сидела. От этой всегда веселой женщины я узнал, что в лесу водятся педофилы, которые отрезают мальчикам вотэтовот, если они не едят кашу и борщ. Ладно борщ, но с тех пор я кашу всегда ем
Вот такое вот у меня детство. И все, что здесь напечатано в полпятого утра, я хочу выбросить из головы. Мне нужно больше памяти в голове, я не дожлен забивать ее всяким там. Если надо, я прочту это здесь. А сейчас я должен все-все подчистить. И стать таким, каким блять вырос, а не няшкой-истеричкой, каким был. Все, день кодов и откровений окончен. Начал Гибертом, закончил мемуарами ХЪЪЪ