Эло, Тони, Эрик. И каждый Обама будет наказан.
Ну, сделал. Сделал и хорошо. Голове легче, всем остальным тоже, потому что я снова стал здравомыслящим и хорошим. Только все равно какой-то внезапный осадок идиотизма остался. Мол, ну да, ну сделал, а кому от этого стало лучше? Никому. Эта херня даже котят не спасает, но заставляет светиться счастьем, когда, наконец, понимаешь, как все это работает. И хочется курить ручку, потому что какой-то онанист назвал тебя безмозглым... мм... это побуждает либо пойти и отомстить, либо трахнуть всех на свете. Даже без бензопилы, а просто вот, как в том гакуповском клипе. Всех очаровать, рядом посадить и на тебе, бордель. Бордель - это моя голова, как говорит Джей. Хотя, я могу обойтись без мира. Все будет хорошо. Даже без непомогающего дурацкого снотворного и валерьянки. Потому что осталась ручка, которую можно весело курить.
Ты уходишь в четыре утра по делам, а может спать, а может готовить кушать, а может, даже, за мороженным. А я ухожу в четыре утра просто потому, что мне душу греет уходить именно так, как это сделал ты. Я думаю, что даже если я умру, я все равно буду идти по твоим следам нормальности, выражая свою... как он сказал... безмозговость. Я не знаю, зачем я это говорю. Но мне приятно уходить в то же время, как ты.
И мы всегда будем вместе, потому что, несмотря на мужиков, у нас больше никого нет. И так, наверное, будет всегда, пока я не получу жесткий - дада, жесткий, а не жестокий,- посыл нахрен восемь раз. А то и дальше.
А сейчас я не знаю, зачем я это делаю, ведь у меня есть дневник на стороне, куда я изливаю свою дурацкую душу, но даже не закрою эту запись. Даже не перенесу туда. Я просто хочу, чтобы все знали, что у меня есть ты, мой охуенный, а не охуевший, друг, за которого я вечно буду держаться. Считай это поздним признанием в любви, хотя ты сам знаешь, после чего я так умело разучился вот это все делать. Ну что со мной поделаешь, ненавижу я бабскую романтику, и все, да и, брат, она нам не нужна. В ней нет смысла. А сейчас, вдоволь покурив иссиня-черную пасту, отправив всех тюремщиков в Ад и придумав коварный план мести двадцатитрехлетнему уроду, я, пожалуй, дам мозгам заслуженный отдых и, в шесть утра, встану в больницу, чтобы проспать там к чертям.
Я не знаю, что меня ведет на дурацкий вечер откровений. Говорят, что если человек все рассказывает о себе, это значит, что он вот-вот умрет. Да и сон мне не из лучших приснился, как будто мне в той же дурацкой больнице раздробили вены длинными такими и толстыми иголками зигзагом. Ну, то есть, в кисть ввели, а посередине руки вывели, и так до локтя. И делала это, как назло, такая сексапильная баба, мм... И сиськи четвертого размера. Это ж самое ня, четвертый, когда есть, что оторвать, даже если бабье. Смешно.
Но меня правда пошатнуло от этого ебучего "да ну, в восемь лет у тебя не было мозгов". Я в два-три года стихи рассказывал, хотя не умел читать до пяти с половиной лет, ну блин. У меня сейчас нет мозгов, потому что ну не привык я захламлять ф.ленту бредом, типа этого, а вот тогда были. Это сейчас я мыслю как почти взрослый человек, а тогда я был добрым и отзывчивым, всем и каждому помогал, кривлялся в фотоаппарат и любил семью.
Все, хватит, идиот. Иди спать.
В дополнениие ко всем словам.
Всем спасибо, все дрочат, смеются и проходят мимо Х)
Ты уходишь в четыре утра по делам, а может спать, а может готовить кушать, а может, даже, за мороженным. А я ухожу в четыре утра просто потому, что мне душу греет уходить именно так, как это сделал ты. Я думаю, что даже если я умру, я все равно буду идти по твоим следам нормальности, выражая свою... как он сказал... безмозговость. Я не знаю, зачем я это говорю. Но мне приятно уходить в то же время, как ты.
И мы всегда будем вместе, потому что, несмотря на мужиков, у нас больше никого нет. И так, наверное, будет всегда, пока я не получу жесткий - дада, жесткий, а не жестокий,- посыл нахрен восемь раз. А то и дальше.
А сейчас я не знаю, зачем я это делаю, ведь у меня есть дневник на стороне, куда я изливаю свою дурацкую душу, но даже не закрою эту запись. Даже не перенесу туда. Я просто хочу, чтобы все знали, что у меня есть ты, мой охуенный, а не охуевший, друг, за которого я вечно буду держаться. Считай это поздним признанием в любви, хотя ты сам знаешь, после чего я так умело разучился вот это все делать. Ну что со мной поделаешь, ненавижу я бабскую романтику, и все, да и, брат, она нам не нужна. В ней нет смысла. А сейчас, вдоволь покурив иссиня-черную пасту, отправив всех тюремщиков в Ад и придумав коварный план мести двадцатитрехлетнему уроду, я, пожалуй, дам мозгам заслуженный отдых и, в шесть утра, встану в больницу, чтобы проспать там к чертям.
Я не знаю, что меня ведет на дурацкий вечер откровений. Говорят, что если человек все рассказывает о себе, это значит, что он вот-вот умрет. Да и сон мне не из лучших приснился, как будто мне в той же дурацкой больнице раздробили вены длинными такими и толстыми иголками зигзагом. Ну, то есть, в кисть ввели, а посередине руки вывели, и так до локтя. И делала это, как назло, такая сексапильная баба, мм... И сиськи четвертого размера. Это ж самое ня, четвертый, когда есть, что оторвать, даже если бабье. Смешно.
Но меня правда пошатнуло от этого ебучего "да ну, в восемь лет у тебя не было мозгов". Я в два-три года стихи рассказывал, хотя не умел читать до пяти с половиной лет, ну блин. У меня сейчас нет мозгов, потому что ну не привык я захламлять ф.ленту бредом, типа этого, а вот тогда были. Это сейчас я мыслю как почти взрослый человек, а тогда я был добрым и отзывчивым, всем и каждому помогал, кривлялся в фотоаппарат и любил семью.
Все, хватит, идиот. Иди спать.
В дополнениие ко всем словам.
Всем спасибо, все дрочат, смеются и проходят мимо Х)
-
-
15.06.2011 в 20:15Спасибо, Архи, брат. Я тоже тебя очень сильно люблю.
-
-
15.06.2011 в 21:23Ненене, я придумал вещь кошернее. Правда мозги мне все равно отымеют. Но идея хороша, я записал на будущее.